Терри Райли придумал in C в автобусе по дороге на работу. В 1964, за пять лет до Вудстока. Наши старшие товарищи помнят его визит в Москву в 2000, он импровизировал на рояле в Малом зале консерватории под красным торшером. Райли оставляет много свободы исполнителям: инструментовка, динамика, длительность пьесы - это каждый раз новый выбор конкретных исполнителей. 4 июня вместе с Персимфансом дух свободы вызывают легенды русского фолка, джаза, рока и композитор-философ.

“Continuum” (1968) Дьёрдя Лигети для клавесина - эксперимент в области психоакустики, превращённый в произведение искусства. Звуки, повторенные чаще 17 раз в секунду человек перестаёт осознавать раздельно. Они сливаются в протяжённый тон. Для эксперимента Лигети берёт самый чёткий и сухой инструмент - клавесин, в котором звук извлекается щипком острого пера о металлическую струну. Виртуозная репетиция играет со слухом: музыкальная ткань то слипается в гипнотический тембр, то распадается на тысячи острых осколков.

“Pendulum music” (1968) Стива Райха - пример “процессуальной музыки”. Музыканты в этой пьесе нужны лишь для того, чтобы синхронно запустить процесс раскачивания подвешенных микрофонов. Траектория маятника в определённый момент проходит над монитором, рождая характерный призвук. Можно сказать, само притяжение Земли в этой пьесе становится музыкантом, а законы физики определяют и ритм, и форму, и длительность пьесы.

“Stronghold” - пьеса для восьми контрабасов Джулии Вольфе, написана в 2008 году для контрабасиста Роберта Блэка. В премьерной записи пьесы Блэк играет сам все восемь партий. Длина струны контрабаса открывает широкие возможности для извлечения натуральных обертонов. Перекаты и переливы высоких флажолетов сплетаются в мерцающую сеть и затем истаивают. На смену флажолетам возникает другой материал, в нём выдержанные звуки усиливаются и срываются в клокочущие пассажи, верхний контрабас вытягивает заунывную мелодию, а нижний вторит ему мощными щипками. Финал пьесы - жирная, искрящаяся пережимами смычка нижняя струна. Все восемь инструментов сплавляются в один ревущий супер-контрабас.

Композиционная идея “Shaker loops” (1978) Джона Адамса во многом выражена в названии этого струнного септета. Loops - кольца из магнитной плёнки. Мелодические и ритмические паттерны, записанные на такую плёнку, могут повторяться бесконечно. Собственно, из экспериментов с магнитофонными кольцами во многом и вырос минимализм. Секта трясунов, или шейкеров, проникла в название из-за игры слов. Название секты в английском перекликается с музыкальным термином, означающим тремоло смычком по струне или же быструю трель. Автор септета провёл детство недалеко от посёлка трясунов и наблюдал их экстатические танцы во время богослужений. “Хотя, как впоследствии мне было указано, само прозвище «шейкер», “трясун”, является уничижительным, оно, тем не менее, вызывает образ этих в остальном благочестивых и трудолюбивых душ, захваченных экстатическим безумием танца, кульминацией которого становится прозрение физической и духовной трансцендентности. Этот динамичный, почти электрически заряженный элемент, столь неуместный в упорядоченной механистической вселенной минимализма, придал музыке смысл и в конечном итоге привел к полной реализации произведения”, - указывает композитор в аннотации сочинения.

В “Четырёх органах” (“Four Organs” (1970)) Стива Райха действительно играют четыре органа - электрических, с предельно простым и одинаковым тембром, чтобы лишние вибрации не отвлекали от музыки. Суть её заключается в нарастающей длительности одного и того же аккорда. Отдельные выдержанные тоны, интервалы и всё созвучие целиком нанизывается на пульс маракас. Сам автор описывает пьесу как “самый долгий каданс в истории Западной музыки”. Действительно, в гармоническом смысле разрешение доминанты в тонику и есть центральное событие в любом произведении, созданном в тональной системе. Вот это обычно мгновенное событие и становится материалом для ритмической мандалы: вглядывание и вслушивание в неё погружает в медитативный транс. Однако, не все исполнения заканчивались так мирно. Во время одного из первых исполнений в США публика захлопывала и зашикивала пьесу. По воспоминаниям дирижёра Майкла Тилсона Томаса, женщина стала ритмично биться о край сцены головой и повторять: “Хватит, хватит, я признаюсь”.